Я спросил, слышала ли она какой-нибудь выстрел. Она сказала, что стрельба поднялась – просто жуть! После этого доверять ее показаниям не приходилось.

Я подошел почти к самой калитке нашего сада, но решил навестить сначала своего друга. Взглянув на часы, я увидел, что как раз поспею до вечерней службы. Я пошел по дороге к дому Хэйдока. Он встретил меня на пороге. Я снова заметил, какой у него измученный, изможденный вид. Последние события состарили его до неузнаваемости.

– Рад вас видеть, – сказал он. – Какие новости?

Я рассказал ему про Стоуна.

– Вор высокого класса, – заметил он. – Да, это многое объясняет. Он читал кое-что, но в разговорах со мной иногда ошибался. А Протеро, как видно, сразу его раскусил. Помните, как они поссорились? А девушка – как по-вашему, она в этом тоже замешана?

– По этому поводу определенного мнения нет, – сказал я. – Я лично считаю, что она тут ни при чем. Она на редкость глупа, – добавил я.

– Ну нет! Я бы не сказал. Она себе на уме, эта мисс Глэдис Крэм. Исключительно здоровый экземпляр. Вряд ли станет докучать представителям медицины вроде меня.

Я сказал ему, что меня очень беспокоит Хоуз и я хотел бы, чтобы он уехал, переменил обстановку, отдохнул как следует.

Я заметил, что после моих слов доктор как бы замкнулся. Ответ его прозвучал не совсем искренне.

– Да, – уклончиво протянул он. – Думаю, это будет самое для него лучшее. Бедняга. Бедняга.

– А мне казалось, что он вам несимпатичен, – сказал я.

– В общем-то конечно. Но мне жаль многих людей, которым я не симпатизирую. – Помолчав, он добавил: – Мне даже Протеро жалко. Бедный малый – никто его не любил. Самовлюбленный эгоист и упрямец. Малоприятное сочетание. И он всегда был таким, даже в молодости.

– А я и не знал, что вы с ним были знакомы.

– Да, был. Когда мы жили в Вестморленде [30] , я там неподалеку практиковал. Много воды утекло. Почти двадцать лет прошло...

Я вздохнул. Двадцать лет назад Гризельде было пять годиков. Странная штука время...

– Вы больше ничего не хотели мне сказать, Клемент?

Я вздрогнул и поднял глаза. Хэйдок внимательно смотрел на меня.

– Есть еще что-то, да? – спросил он.

Я кивнул головой.

Когда я шел сюда, я не был уверен, стоит ли говорить, но теперь решился. Хэйдок мне очень по душе. Прекрасный человек во всех отношениях. То, что я был готов сообщить, могло ему пригодиться.

Я передал ему разговоры с мисс Хартнелл и мисс Уэзерби.

Выслушав меня, он надолго погрузился в молчание.

– Это правда, Клемент, – сказал он наконец. – Я старался оградить миссис Лестрэндж от всяких огорчений, насколько это в моих силах. Ведь она старый мой друг. Но это не единственная причина. Медицинская справка, которую я ей дал, вовсе не подтасовка, хотя все вы воспринимаете ее именно таковой.

Он опять замолчал, потом торжественно произнес:

– Это должно остаться между нами, Клемент. Миссис Лестрэндж обречена.

– Что?

– Она умирает. Ей осталось жить, по моим соображениям, месяц, не больше. Теперь вас не удивляет, что я хочу избавить ее от назойливых, мучительных допросов? – Он продолжал: – Когда она свернула на эту дорогу в тот вечер, она шла сюда, в мой дом.

– Вы об этом никому не сказали.

– Не хотел пересудов. С шести до семи у меня приема нет, и это все знают. Но я даю вам слово, что она была здесь.

– Но когда я за вами пришел, ее здесь не было. Помните, когда мы нашли убитого?

– Не было. – Он сильно смутился. – Она уже ушла – у нее была назначена встреча.

– Где была назначена встреча? У нее в доме?

– Не знаю, Клемент. Слово чести, не знаю.

Я ему верил, но...

– А что, если повесят невиновного? – сказал я.

– Нет, – возразил он. – Никого не повесят за убийство полковника Протеро. Поверьте мне.

Как раз это мне и не удавалось. Но все же он говорил с такой убежденностью...

– Никого не повесят, – повторил он.

– А тот малый, Арчер...

Он раздраженно отмахнулся.

– Да у него не хватило бы ума стереть отпечатки с рукоятки.

– Может статься, – сказал я неуверенно.

Тут я вдруг вспомнил о маленьком коричневом кристалле, который нашел в лесу, вынул его из кармана и протянул Хэйдоку – не знает ли он, что это такое?

– Гм-м-м. – Он немного замялся. – С виду похоже на пикриновую кислоту. Где вы его подобрали?

– А это, – ответил я, – секрет Шерлока Холмса.

Он улыбнулся.

– А что это такое – пикриновая кислота?

– Взрывчатое вещество.

– Это я знаю, но, мне кажется, у нее есть и другое применение?

Он кивнул:

– В медицине – применяется в примочках от ожогов. Прекрасно помогает.

Я протянул руку, и он как-то неохотно вернул мне кристалл.

– Может быть, этот кристаллик ничего не значит, – сказал я. – Но я нашел его в довольно неожиданном месте.

– И не хотите сказать где?

Я уперся, совершенно по-детски.

У него свои тайны. Что ж, пусть и у меня будет тайна.

Я все-таки немного обиделся, что он от меня что-то скрывает.

Глава 26

В тот вечер я взошел на кафедру в странном настроении.

Церковь была полна народу. Вряд ли такое необычное стечение верующих можно было объяснить желанием послушать проповедь Хоуза. Хоуз – нудный догматик [31] .

А если они успели проведать, что я буду говорить вместо Хоуза, это тоже не могло их привлечь. Мои ученые проповеди не менее нудны. Боюсь, что приписать эту многолюдность религиозному рвению тоже нельзя.

Я решил, что все пришли поглядеть, кто еще будет в церкви, и, возможно, немного посплетничать после службы.

Среди прихожан оказались Хэйдок, что было у него не в обычае, и Лоуренс Реддинг. К своему удивлению, я увидел рядом с Лоуренсом Хоуза, лицо у него было бледное, напряженное. Была здесь и Анна Протеро – она всегда посещает вечернюю службу по воскресеньям, но на этот раз я не ожидал ее увидеть. Гораздо более меня удивило присутствие Летиции. Воскресных утренних служб она не пропускала, полковник Протеро вменял это в обязанность домашним, но на вечерней службе я видел Летицию впервые.

Пришла и Глэдис Крэм, она выглядела вызывающе юной и пышущей здоровьем рядом с высохшими старыми девами; и, как мне показалось, в темном углу, куда она проскользнула перед самым началом, сидела миссис Лестрэндж.

Стоит ли упоминать, что миссис Прайс Ридли, мисс Хартнелл, мисс Уэзерби и мисс Марпл присутствовали в полном составе. Вся деревня, как один человек, явилась в церковь. Не припомню такого собрания в нашем приходе.

Толпа обладает странным свойством. В тот вечер атмосфера явно была насыщена магнетизмом, и первым это почувствовал я.

Как правило, я готовлюсь к проповеди заблаговременно. Я готовлю свои проповеди с превеликой тщательностью и ответственностью, но, увы, никто лучше меня не видит их недостатков.

В тот вечер по воле обстоятельств пришлось проповедовать ex tempore, и, когда я взглянул на море поднятых ко мне лиц, мой мозг захлестнуло безумие. Во мне ничего не осталось от служителя Божьего. Я превратился в актера. Передо мной была публика, и я жаждал власти над чувствами публики, более того – я чувствовал, что эта власть в моих руках.

Мне не пристало гордиться тем, что я сделал в тот вечер. Я всегда был серьезным противником эмоций, всяких сектантских радений. Но в этот вечер я сыграл роль неистового, красноречивого проповедника.

Я очень четко произнес евангельскую тему проповеди: «Я пришел не праведников, но грешников призвать к покаянию» [32] . Дважды повторил эти слова и услышал собственный голос, сильный, звучный, абсолютно непохожий на голос Леонарда Клемента.

Я увидел, как Гризельда в первом ряду подняла удивленный взгляд, и Деннис последовал ее примеру.