– Надо это выяснить, – сказал инспектор. – Я немедленно иду в Старую Усадьбу. Теперь понятно, почему доктор Стоун отсюда смылся. Убийство, переполох, расследование – он и струсил, что мы докопаемся до его делишек. Его имущество запросто могли подвергнуть обыску. Он велел девушке спрятать вещи в лесу и вместе с ними – одежду, чтобы переодеться. Он собирался вернуться тайком и забрать добычу, а она оставалась здесь для отвода глаз. Что ж, это, пожалуй, к лучшему. Отводит от него подозрение в убийстве. В этом он не замешан. У него была своя игра.

Он побросал вещи в чемодан и удалился, отказавшись от предложенного мисс Марпл стаканчика хереса.

– Ну вот, одна тайна разгадана, – сказал я со вздохом облегчения. – В этом Слак совершенно прав: к убийству Стоун не имел никакого отношения. Все объясняется наилучшим образом.

– На первый взгляд, может быть, и так, – сказала мисс Марпл. – Хотя никогда нельзя быть в полной уверенности, не правда ли?

– Полное отсутствие мотивов преступления, – напомнил я ей. – Он получил то, что хотел, и уже собирался уходить подобру-поздорову.

– Да...

Было очевидно, что у нее что-то на уме, и я глядел на нее не без любопытства. Мисс Марпл поспешила ответить на мой молчаливый вопрос; она говорила с живостью, словно оправдываясь:

– Конечно, я ничего не понимаю. Я такая бестолковая. Я только хотела узнать... Кажется, это серебро – большая ценность или я ошибаюсь?

– Такая чаша продавалась недавно больше чем за тысячу фунтов, насколько я помню.

– То есть ценность не только в самом металле, да?

– Отнюдь – они имеют ценность для коллекционеров, для знатоков.

– Так я и думала. Сразу такие вещи продать не удастся, и, даже если удастся найти покупателя, дело надо держать в тайне. Я хочу только сказать, что, если бы о краже стало известно и поднялся бы большой шум, вещи вообще нельзя было бы продать.

– Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать, – признался я.

– Я знаю, что ничего не умею толком объяснить. – Она еще больше разволновалась, чувствуя себя виноватой. – Но мне кажется, что такие вещи нельзя просто украсть. Есть только один способ – заменить их копиями. Тогда кража некоторое время не будет раскрыта.

– Весьма хитроумная идея, – сказал я.

– Это единственный правильный способ, верно? А ежели так, то вы совершенно правы: как только подмена удалась, нет никакого резона убивать полковника Протеро – скорее наоборот.

– Бесспорно, – сказал я. – Я так и говорил.

– Да, только мне показалось... конечно, откуда мне знать... полковник Протеро всегда сообщал заранее, что собирается сделать, а порой и вовсе до дела не доходило, но он сам сказал...

– Что?

– Что собирается оценить все эти вещи, вызвать оценщика из Лондона. Для завещания – нет, это когда человек умирает... ах да, для страховки. Кто-то ему посоветовал непременно их оценить. Он очень много говорил, как, мол, важно это сделать. Конечно, я не знаю, договорился ли он с оценщиком, но если он успел...

– Понимаю, – сказал я.

– Разумеется, как только эксперт увидел бы серебро, он бы узнал подделку, а тут и полковник Протеро вспомнил бы, что показывал вещи доктору Стоуну, – как знать, может быть, тогда же он их и подменил, ловкость рук – кажется, так это называется? И вот все его хитрости пошли бы прахом.

– Я понимаю вашу мысль, – сказал я. – По-моему, надо выяснить все сейчас же.

Я еще раз подошел к телефону. Через несколько минут меня соединили со Старой Усадьбой, и я мог поговорить с Анной Протеро.

– Нет, ничего особенного. Инспектор еще не прибыл? А! Значит, он скоро будет. Миссис Протеро, вы не могли бы сказать мне, производилась ли когда-либо оценка имущества в Старой Усадьбе? Что вы сказали?

Я выслушал ее ответ, точный и ясный. Поблагодарив, я повесил трубку и обернулся к мисс Марпл.

– Все теперь ясно. Полковник Протеро вызвал оценщика на понедельник – то есть на завтра – для оценки имущества. Из-за смерти полковника все пришлось отложить.

– Значит, мотив для преступления был, – мягко заметила мисс Марпл.

– Мотив, предположим, был. А что еще? Вы запамятовали. Когда прозвучал выстрел, доктор Стоун только встретился с Лоуренсом и Анной или перебирался через перелаз.

– Да, – задумчиво произнесла мисс Марпл. – Значит, он вне подозрений.

Глава 24

Я возвратился домой – в кабинете меня уже поджидал Хоуз. Он нервно шагал взад-вперед по комнате, а когда я вошел, вздрогнул, как подстреленный.

– Прошу прощенья, – сказал он, отирая пот со лба. – Последнее время нервы у меня никуда не годятся.

– Дорогой друг, – сказал я, – вам непременно нужно уехать, переменить обстановку. Иначе вы тут у нас совсем расклеитесь, нельзя же так.

– Я не могу покинуть свой пост. Нет, на это я ни за что не пойду.

– Да это же ничего общего не имеет с дезертирством! Вы больны. Я уверен, что Хэйдок меня поддержит.

– Хэйдок? Хэйдок! Разве это врач? Деревенский лекарь, невежда.

– Мне кажется, вы к нему несправедливы. Он всегда считался замечательным профессионалом.

– Да? Возможно. Не спорю. Но мне он не по душе. Однако я пришел совсем не за этим. Я пришел спросить, не сможете ли вы сегодня вечером произнести проповедь вместо меня. Будьте так добры, я... я сегодня не смогу говорить, честное слово.

– Безусловно! Я и службу за вас отслужу.

– Нет, нет. Я хочу служить сам. Я себя прекрасно чувствую. Просто при одной мысли, что нужно подняться на кафедру и все глаза будут устремлены прямо на меня...

Он закрыл глаза и сглотнул, словно у него комок застрял в горле.

Мне было совершенно ясно, что с Хоузом творится что-то неладное. Должно быть, он угадал мои мысли – открыв глаза, он поспешил сказать:

– Со мной все в порядке. Только вот головные боли чудовищные, настоящая пытка. Простите, вы не могли бы дать мне стакан воды?

– Сейчас, – сказал я.

Я сам пошел и налил воды из-под крана. Звонить прислуге в нашем доме – занятие совершенно безнадежное.

Я принес ему воду, он поблагодарил меня. Потом вынул из кармана маленькую картонную коробочку, достал оттуда капсулу из папиросной бумаги и проглотил ее, запив водой.

– Порошки от головной боли, – пояснил он.

Вдруг меня осенило – а что, если Хоуз сделался наркоманом? Это объяснило бы многие странности в его поведении.

– Я надеюсь, вы не слишком ими увлекаетесь, – сказал я.

– Нет, что вы, нет. Доктор Хэйдок меня предостерег. Но порошки просто чудодейственные. Снимают боль как рукой.

И впрямь, он на глазах успокоился, овладел собой.

Он поднялся.

– Значит, вы возьмете на себя вечернюю проповедь! Это будет истинное благодеяние, сэр.

– Тут и говорить не о чем. Но я непременно хочу снять с вас и службу. Отправляйтесь домой и отдохните. И не возражайте. Ни слова – все решено.

Он снова стал меня благодарить. Потом сказал, избегая моего взгляда, уставившись в окно за моей спиной:

– Вы сегодня были в Старой Усадьбе, правда, сэр?

– Да.

– Простите меня – но... за вами посылали?

Я удивленно взглянул на него, и он залился краской.

– Прошу прощенья, сэр. Я просто подумал, что выяснилось что-нибудь еще и миссис Протеро послала за вами. Что-нибудь новое...

В мои намерения вовсе не входило удовлетворение любопытства Хоуза.

– Она хотела обсудить со мной предстоящие похороны и еще какие-то мелочи, – сказал я.

– А! Понимаю.

Я молчал. Он стал переминаться с ноги на ногу и наконец сказал:

– Вчера вечером ко мне заходил мистер Реддинг. Я никак не пойму, что ему было нужно.

– А он сам разве не сказал?

– Он только сказал, что забежал на огонек. Сказал, что вечером ему одиноко. Никогда прежде он этого не делал.

– Что ж, его считают интересным собеседником, – сказал я с улыбкой.

– Зачем ему понадобилось приходить ко мне? Мне это не нравится. – В его голосе послышались истерические нотки. – Он сказал, что зайдет еще. Что все это значит? Что ему взбрело в голову, как вы думаете? – Хоуз почти кричал.